Мы многое еще не сознаем,
 Питомцы ленинской победы,
 И песни новые
 По старому поем,
 Как нас учили бабушки и деды.
Друзья! Друзья!
 Какой раскол в стране,
 Какая грусть в кипении веселом!
 Знать, оттого так хочется и мне,
 Задрав штаны,
 Бежать за комсомолом.
Я уходящих в грусти не виню,
 Ну, где же старикам
 За юношами гнаться?
 Они несжатой рожью на корню
 Остались догнивать и осыпаться.
И я, я сам –
 Не молодой, не старый,
 Для времени навозом обречен.
 Не потому ль кабацкий звон гитары
 Мне навевает сладкий сон?
Гитара милая,
 Звени, звени!
 Сыграй, цыганка, что нибудь такое,
 Чтоб я забыл отравленные дни,
 Не знавшие ни ласки, ни покоя.
Советскую я власть виню,
 И потому я на нее в обиде,
 Что юность светлую мою
 В борьбе других я не увидел.
Что видел я?
 Я видел только бой
 Да вместо песен
 Слышал канонаду.
 Не потому ли с желтой головой
 Я по планете бегал до упаду?
Но все ж я счастлив.
 В сонме бурь
 Неповторимые я вынес впечатленья.
 Вихрь нарядил мою судьбу
 В золототканое цветенье.
Я человек не новый!
 Что скрывать?
 Остался в прошлом я одной ногою,
 Стремясь догнать стальную рать,
 Скольжу и падаю другою.
Но есть иные люди.
 Те
 Еще несчастней и забытей,
 Они, как отрубь в решете,
 Средь непонятных им событий.
Я знаю их
 И подсмотрел:
 Глаза печальнее коровьих.
 Средь человечьих мирных дел,
 Как пруд, заплесневела кровь их.
Кто бросит камень в этот пруд?
 Не троньте!
 Будет запах смрада.
 Они в самих себе умрут,
 Истлеют падью листопада.
А есть другие люди,
 Те, что верят,
 Что тянут в будущее робкий взгляд.
 Почесывая зад и перед,
 Они о новой жизни говорят.
Я слушаю. Я в памяти смотрю,
 О чем крестьянская судачит оголь:
 «С Советской властью жить нам по нутрю…
 Теперь бы ситцу… Да гвоздей немного…»
Как мало надо этим брадачам,
 Чья жизнь в сплошном
 Картофеле и хлебе.
 Чего же я ругаюсь по ночам
 На неудачный горький жребий?
Я тем завидую,
 Кто жизнь провел в бою,
 Кто защищал великую идею.
 А я, сгубивший молодость свою,
 Воспоминаний даже не имею.
Какой скандал!
 Какой большой скандал!
 Я очутился в узком промежутке.
 Ведь я мог дать
 Не то, что дал,
 Что мне давалось ради шутки.
Гитара милая,
 Звени, звени!
 Сыграй, цыганка, что нибудь такое,
 Чтоб я забыл отравленные дни,
 Не знавшие ни ласки, ни покоя.
Я знаю, грусть не утопить в вине,
 Не вылечить души
 Пустыней и отколом.
 Знать, оттого так хочется и мне,
 Задрав штаны,
 Бежать за комсомолом.
2 ноября 1924

