1
Не сестра месяца из темного болота
 В жемчуге кокошник в небо запрокинула, –
 Ой, как выходила Марфа за ворота,
 Письменище черное из дулейки вынула.
Раскололся зыками колокол на вече,
 Замахали кружевом полотнища зорние;
 Услыхали ангелы голос человечий,
 Отворили наскоро окна ставни горние.
Возговорит Марфа голосом серебряно:
 «Ой ли, внуки Васькины, правнуки Микулы!
 Грамотой московскою извольно повелено
 Выгомонить вольницы бражные загулы!»
Заходила буйница выхвали старинной,
 Бороды, как молнии, выпячили грозно:
 «Что нам Московия, – как поставник блинный!
 Там бояр те жены хлыстают загозно!»
Марфа на крылечко праву ножку кинула,
 Левой помахала каблучком сафьяновым.
 «Быть так, – кротко молвила, черны брови сдвинула –
 Не ручьи – брызгатели выцветням росяновым…»
2
Не чернец беседует с господом в затворе
 Царь московский антихриста вызывает:
 «Ой, Виельзевуле, горе мое, горе,
 Новгород мне вольный ног не лобызает!»
Вылез из запечья сатана гадюкой,
 В пучеглазых бельмах исчаведье ада.
 «Побожися душу выдать мне порукой,
 Иначе не будет с Новгородом слада!»
Вынул он бумаги – облака клок,
 Дал ему перо – от молнии стрелу.
 Чиркнул царь кинжалищем локоток,
 Расчеркнулся и зажал руку в полу.
Зарычит антихрист земным гудом:
 «А и сроку тебе, царь, даю четыреста лет!
 Как пойдет на Москву заморский Иуда,
 Тут тебе с Новгородом и сладу нет!»
«А откуль гроза, когда ветер шумит?» –
 Задает ему царь хитрой спрос.
 Говорит сатана зыком черных згит:
 «Этот ответ с собой ветер унес…»
3
На соборах Кремля колокола заплакали,
 Собирались стрельцы из дальних слобод;
 Кони ржали, сабли звякали,
 Глас приказный чинно слухал народ.
Закраснели хоругви, образа засверкали,
 Царь пожаловал бочку с вином.
 Бабы подолами слезы утирали, –
 Кто то воротится невредим в дом?
Пошли стрельцы, запылили по полю:
 «Берегись ты теперь, гордый Новоград!»
 Пики тенькали, кони топали, –
 Никто не пожалел и не обернулся назад.
Возговорит царь жене своей:
 «А и будет пир на красной браге!
 Послал я сватать неучтивых семей,
 Всем подушки голов растелю в овраге».
«Государь ты мой, – шомонит жена, –
 Моему ль уму судить суд тебе!..
 Тебе власть дана, тебе воля дана,
 Ты челом лишь бьешь одноей судьбе…»
4
В зарукавнике Марфа богу молилась,
 Рукавом горючи слезы утирала;
 За окошко она наклонилась,
 Голубей к себе на колени сзывала.
«Уж вы, голуби, слуги боговы,
 Солетайте ко в райский терем,
 Вертайтесь в земное логово,
 Стучитесь к новоградским дверям!»
Приносили голуби от бога письмо,
 Золотыми письменами рубленное;
 Села Марфа за расшитою тесьмой:
 «Уж ты, счастье ль мое загубленное!»
И писал господь своей верной рабе:
 «Не гони метлой тучу вихристу;
 Как московский царь на кровавой гульбе
 Продал душу свою антихристу…»
5
А и минуло теперь четыреста лет.
 Не пора ли нам, ребята, взяться за ум,
 Исполнить святой Марфин завет:
 Заглушить удалью московский шум?
А пойдемте, бойцы, ловить кречетов,
 Отошлем дикомытя с потребою царю:
 Чтобы дал нам царь ответ в сечи той,
 Чтоб не застил он новоградскую зарю.
Ты шуми, певунный Волохов, шуми,
 Разбуди Садко с Буслаем на торгаш!
 Выше, выше, вихорь, тучи подыми!
 Ой ты, Новгород, родимый наш!
Как по быльнице тропинка пролегла;
 А пойдемте стольный Киев звать!
 Ой ли вы, с Кремля колокола,
 А пора небось и честь вам знать!
Пропоем мы богу с ветрами тропарь,
 Вспеним белую попончу,
 Загудит нам с веча колокол, как встарь,
 Тут я, ребята, и покончу.
Сентябрь 1914

